— Это не конец света, мамочка. Хватит и органной музыки. Миссис Эймс, конечно, ужасная болтушка, но играет с большим чувством.
— Фло, не глупи! Репертуар уже подобран и включен в общий план. Только не говори мне, что не собираешься подыскивать замену!
— Мама, других певиц я не знаю. Да и с этой познакомилась только через тебя.
— Значит, надо срочно что-то предпринять!
Чаша терпения Флорин переполнилась.
— Вот ты и предпринимай, если тебе это так нужно, слышишь? А у меня и так голова кругом идет!
Голос матери смягчился.
— Милочка, последние дни ты словно не в себе. Можно подумать, до приготовлений тебе и дела нет…
— Откровенно говоря, мама, так оно и есть. Если тебе нужна другая певица, ищи ее сама. Пусть хоть блюзы поет, мне все равно. И кордебалет найми в придачу!
Флорин представила потрясенное лицо матери и поспешила загладить резкость.
— Ох, мамочка, прости меня, пожалуйста. Сделай все так, как тебе хочется, и дай мне знать, ладно?
Тридцать минут спустя перезвонил Марк.
— Мы тут побеседовали с твоей мамой, Фло. Она уверяет, будто ты на нее накричала, оскорбила ее, сказала, что умываешь руки в отношении певицы. Милая, нельзя так вести себя с матерью!
— Как «так»?
— Сама знаешь. Ты вечно грубишь ей, вечно придираешься, а миссис Дигби из сил выбивается, стараясь облегчить тебе жизнь и помочь нам с устройством первоклассной свадьбы.
— А может, мне не нужна первоклассная свадьба! Может, мне хотелось бы, чтобы ты заплатил маме выкуп в виде нескольких стеклянных бусин, вскрыл себе вену, смешал свою кровь с моей и построил для меня в лесу уютный вигвам!
Откуда эта язвительная насмешливость? Флорин была несправедлива к жениху и знала об этом, но сдержаться почему-то не смогла. Марк вознегодовал.
— Я отлично понимаю, что ты устала и перенервничала, так что грубость по отношению ко мне я охотно пропущу мимо ушей. Но мне кажется, что ты должна извиниться перед матерью!
Боже милосердный! Флорин вдруг пришло в голову, что Марк женится на ней скорее ради тещи, нежели ее самой! И все-таки она постаралась взять себя в руки.
— Марк, прошу тебя, окажи мне услугу. Ты меня ужасно этим обяжешь! Перезвони матери, обсудите проблему вокала вдвоем и пригласите кого хотите. Ты ведь сделаешь это — ради меня?
Наступила минутная пауза. Марк сосредоточенно обдумывал, как урезонить не в меру разбушевавшуюся невесту.
— Хорошо, с удовольствием. Кстати, может, у мамы и есть кто-нибудь на примете. Не тревожься, милая.
— Спасибо, Марк.
Повесив трубку, девушка надписала еще двадцать пять конвертов, затем уронила голову на руки… и разревелась в голос. Со времени встречи с Беном она только об этом и мечтала.
Голова разболелась. Веки горели. Приглашения так и остались лежать на столе. Флорин по-быстрому разделась и юркнула в постель. Она уже засыпала, как вдруг снова раздался телефонный звонок. Ах, чтоб тебя!
Флорин откинула одеяло и босиком побежала в гостиную, на все лады проклиная того, кто заставил ее вылезти из кровати.
— Алло! — рявкнула она.
— Привет, — раздался мужской голос, тот самый, что она тщетно пыталась забыть.
Флорин прислонилась лбом к прохладной стене. В глазах снова защипало. Сердце забилось в груди пойманной птицей.
— Ты одна? — осведомился голос.
— Что тебе нужно, Бенедикт?
— Тебя.
Наступило напряженное молчание. Всем своим существом Флорин рвалась к нему, желая одного — любить.
— Не надо! — взмолилась она, с трудом сдерживая слезы.
— Прости, Флорин. Я усложняю тебе жизнь, да?
— О да, да. Боже мой, да!
Бен вздохнул, словно признавая поражение, однако не пожелал смириться с неизбежным.
— Что, приготовления к свадьбе идут своим чередом?
— Да. Я вовсю надписываю приглашения.
— О… — Последовала долгая пауза. — Можно тебя кое о чем попросить, Флорин? Пришли приглашение и мне, ладно?
— Не глупи, — прошептала она.
— Нет, на свадьбу я не приду. Просто хочу сохранить сувенир на память.
— Бенедикт, это жесто… жестоко…
— Флорин, ты плачешь? — Голос прозвучал встревожено, словно собеседник прижал трубку к самым губам.
— Да, черт тебя д-дери… плачу…
— Почему?
— Потому! Марк вздумал покупать шахматный столик для гос… гостиной, и всякие там певицы переезжают в Сан-Франциско… и Натали требует приглашения… О Боже, ничегошеньки-то я не знаю, Бенедикт! Знаю только то, что мне полагается радоваться, а я реву!
— Как дела у Джесси?
— Ох, спасибо, что хоть ты спросил, мил… то есть Бенедикт. Никому до нее и дела нет. Натали как-то поинтересовалась ее состоянием, а потом сразу сменила тему, словно и ей этот разговор не по нраву.
Флорин замолчала, переводя дух, и в трубке зажурчал ласковый голос.
— Вернись-ка на одну фразу назад. И начни сначала.
— Я… я не понимаю тебя, Бенедикт. — На самом-то деле девушка отлично все поняла.
— Ты чуть не назвала меня «милый».
— Ничего подобного!
— А ты попробуй снова, может, получится… — Голос его сорвался. — Ты ведь так обращаешься к Марку? — Впервые он назвал жениха Флорин по имени.
— Нет. Это он зовет меня «милая». А я его просто Марком.
— Мы отвлеклись. Ну, как там поживает твоя подопечная, Флорин?
И почему ее имя, произнесенное этим человеком, кажется ей музыкой более сладостной, нежели обращение «милая» — в устах Марка?
Девушка взахлеб принялась рассказывать о том, что дела у Джессики идут лучше, чем она предполагала. Рассказала про вокалистку, мужа которой переводят в Сан-Франциско, и про злосчастные приглашения, и про шторы, которые предстоит выбрать в местном универмаге, а она в них ничегошеньки не понимает, и про гравировку на фарфоровом сервизе, который ей и даром не нужен. Рассказала, что только накануне выплатила последний взнос за кольцо для Марка, а мать, видите ли, все твердит о так называемой «брачной свече» для церемонии, хотя на что она сдалась, непонятно…