— Подними-ка руки.
Флорин в изумлении открыла глаза — похоже, Бен нарочно замедляет события, продвигается вперед шаг за шагом, давая им возможность привыкнуть друг к другу. Флорин покорно подняла руки, грудь ее бурно вздымалась. Бен ухватился за низ свитера и стянул его вверх, окинув восхищенным взглядом обнаженное тело.
— Ты прекрасна, — выдохнул он. — Такой я и представлял тебя!
Он крепче привлек Флорин к себе, в ее спину уперлось что-то твердое. Правой рукой Бен по-прежнему сжимал щетку, напрочь о ней позабыв. Он провел ладонью по тонкой шее, ключицам, затем вокруг округлых грудей — сначала вдоль основания, потом — выше, к центру, но, не касаясь сосков, что походили на рубины в драгоценной оправе. Бен ласкал их взглядом, но не пальцами. Девушка невольно подумала, уместятся ли ее маленькие груди в его широких ладонях.
А ладони эти дразнили и будоражили. Гладкая ручка щетки описывала круги по нежной коже, а вслед за нею — и чуть шершавые подушечки пальцев. Вот они скользнули под груди и чуть приподняли их — так, чтобы соски глядели точно на свое отражение в зеркале.
— Я мечтал об этой минуте с первой нашей встречи. Обещал себе, что когда-нибудь так оно и случится.
Бен выпустил груди, отложил щетку. Обхватил ладонями ее талию, нагнулся и поцеловал Флорин в плечо.
— Кожа у тебя — само совершенство, не мягкая, как у большинства женщин, но атласная и упругая! Чудо, а не кожа! — Ладони скользнули вверх и снова укрылись во впадинке под грудью.
Неужто он никогда не дотронется до сосков? Ожидание сводило Флорин с ума, но Бен не спешил. Он легонько куснул ее в плечо, пощекотал языком, и она мило дернула плечом.
— А пахнет от тебя мылом и свежестью, — лихорадочно зашептал он. — Все эти недели, думая о тебе, я представлял аромат тех самых духов, что ореолом окутывал тебя в день свадьбы.
Каждое слово Бена тешило ее женское тщеславие, но и заставляло смущаться. Он выпрямился, обхватил ладонями ее груди; большие пальцы легли в какой-нибудь четверти дюйма от сосков.
— Ты стесняешься моих взглядов?
Пусть скажет «нет», загадал он. Таким роскошным телом нельзя не гордиться!
— Нет, — шепнула Флорин, накрывая его ладони своими. — Я сгораю от нетерпения.
Она направила его руки выше, еще выше, пока пальцы не легли на соски. Флорин отрешенно покачивалась из стороны в сторону, глаза закрылись сами собой. Бен двигался в том же ритме.
— О Бенедикт, мой Бенедикт, ты сводишь меня с ума!
— Я уже много недель как не в себе. Что такое лишние несколько минут?
Веки ее дрогнули.
— Правда? Правда?
В груди Флорин бушевал пожар, жидкое пламя разливалось по телу — от живота к бедрам. Бен ласково сжал соски большим и указательным пальцами.
— С первых же мгновений я утратил покой. Только о тебе и мечтал весь вечер, но там, в бельведере, ты меня одернула, и я прислушался к голосу разума. Весенняя греза, сказала ты… Все дело в костюмах и роскошных декорациях. Я отступился, но думать о тебе не перестал. Все гадал, каково это — ухаживать за чужой невестой…
— А ты за мной ухаживаешь, да, Бенедикт?
В серых глазах запрыгали бесенята.
— А что, по-твоему, я делаю? — Влажным языком Бен коснулся мочки ее уха.
— По-моему, выступаешь в роли утешителя. Я ищу забвения, и ты пришел мне на помощь.
Бен провел ладонями по молочно-белым округлостям грудей, слегка надавливая на напрягшиеся соски.
— Не лги себе, Флорин. Да, я тебе нужен, но утешение тут ни причем. Мы с первых же мгновений это поняли, верно?
Девушка задохнулась, выгнула спину.
— Ты делаешь мне больно, Бенедикт.
Хватка тут же ослабла.
— Прости, — шепнул он хрипло.
Склоняясь над ней, Бен снова поцеловал ее в плечо, затем в щеку, в мочку уха. Флорин прижалась затылком к его груди и снова накрыла его ладони своими.
— Ох, Флорин, я люблю тебя, ужасно люблю, — зашептал он. — Это вовсе не весеннее наваждение, это — смысл моей жизни.
Сердце девушки неистово забилось, пульс участился. Ей тоже отчаянно хотелось признаться в любви, но вместо запретных слов Флорин вымолвила:
— Я знаю, Бенедикт, знаю. Мне тоже нелегко.
Бен запрокинул ей голову и поцеловал так пылко, что в крови Флорин запылал пожар. Язык его сводил с ума — искушал, дразнил и испытывал, описывал круги, легонько скользил вдоль зубов, заглядывал в самые сокровенные уголки. Но все ее существо требовало иных ласк, более интимных и жарких. Не в состоянии долее выдерживать эту пытку, Флорин вскочила со стула.
— А теперь ты садись! — потребовала она, хватая щетку. — Пришла моя очередь!
Захваченный врасплох Бен огромным усилием воли заставил себя расслабиться, затем, не сводя взгляда с Флорин, уселся на стул — задом наперед, спиной к зеркалу. Провел ладонями по ее бедрам, обхватил руками ягодицы и притянул ближе. Припал губами к упругой груди, упиваясь благоуханным теплом, но Флорин поспешно высвободилась.
— Не сейчас. Позволь мне насладиться властью, позволь почувствовать себя женщиной. Ты заставил меня ждать, теперь — мой черед. Расслабься, закрой глаза… пожалуйста…
Бен послушался. Покорно опустил руки на спинку стула, слегка сгорбился. Дыхание вырывалось из груди с трудом, но, что до прочего, похоже, он превосходно владел собой.
И вот желанный миг настал. Флорин сделала то, о чем мечтала бессчетное число раз: запустила пальцы в его кудри. Шелковистые пряди почти высохли, только затылок еще оставался влажным. Она провела щеткой ото лба до шеи, затем от висков — к тому же месту. Бен зажмурился от удовольствия.