Сладость греха - Страница 7

Она надела повседневное платье, упаковала в сумку свадебный наряд, туфли в тон на высоких каблуках, шляпу, косметику, лак для волос и выглянула в окно. Ветер по-прежнему гнул деревья к земле под углом в сорок пять градусов. У подъезда уже дожидалось такси. Замотав шелковым шарфом драгоценную прическу, Флорин поспешила к машине.

Десять минут спустя девушка взбежала по ступеням дома Натали и опасливо взялась за ручку двери — не столкнется ли она с Бенедиктом Норденгреном, едва переступив порог? Даже если и так, на сей раз от нее не несет бензином на мили вокруг. Но, черт возьми, не хотелось бы, чтобы Бен увидел ее с нелепым шарфом на голове, точно у столетней старушки! Хотя быть здесь он никак не мог.

И действительно, в холле маячила лишь фигура посыльного флориста. Комната, отведенная под гардеробную, располагалась слева от холла. Флорин толкнула дверь — внутри царили смятение и суматоха. Натали уже была там, так же как и вторая подружка невесты, Эмми. А следом за Флорин подоспела и третья, Маргарет. В подсвеченных зеркалах отражались вместительные пакеты и сумки, полуодетые девушки и героиня дня в полуобморочном состоянии.

— О, Фло, слава Богу, что ты здесь! Я тут совсем извелась, умираю со страху: вдруг кто-нибудь опоздает, или цветы доставят не на тот адрес, или фотограф позабудет аппарат, или…

— Натали Хоис, возьми себя в руки! Ни одна из упомянутых катастроф тебе не грозит! Все мы здесь и никуда не денемся. Фотограф наверняка уже возится с треногой, цветы только что принесли.

Трепеща от радостного возбуждения, девушки надели платья. Разумеется, для невесты существовал лишь один-единственный цвет — ослепительно белый. Подружкам достались наряды пастельных тонов: Эмми — лазурно-голубой, Маргарет — медово-золотистый, а Флорин самый женственный цвет — розовый.

Застегнув длинное платье, она тщательно расправила переливающуюся тафтяную подкладку, на которой крепилась кисея «органди». При каждом движении складок в воздухе разливался аромат «Диориссимо». Платье воспроизводило популярный фасон начала века: ткань плотно облегала талию и бедра, далее юбка расходилась колоколом, из-под пышной оборки выглядывали атласные лодочки с крохотным ремешком, закрепленным на миниатюрной жемчужной пуговке. Корсаж на шнуровке только выигрывал от кружевной накидки, что крепилась на поясе и изящно драпировала грудь. На спине кружево закалывалось только раз — у основания шеи, а затем ниспадало к талии. Рукава повторяли форму юбки — колоколообразные, широкие, чуть скользящие. Завершала ансамбль широкополая шляпка из розовой итальянской соломки — само очарование, хотя, возможно, в начале века таких не носили. Украшала шляпку шелковая розочка, ленты того же цвета обвивали тулью и спускались к талии.

Натали держала в руках букет гардений, перчатки невесте не полагались. Подружки щеголяли в белоснежных перчатках и с крохотными плетеными корзинками весенних цветов в тон платьям: у Эмми — незабудки, у Маргарет — желтые примулы, а Флорин достались нежно-розовые, благоухающие гиацинты.

Обе матери, равно как и бабушки, племянницы и кузины сосредоточенно затягивали корсажи. Уже выходя, Флорин бросила последний взгляд в зеркало. Что за безумие — любоваться с открытым ртом на собственное отражение и гадать, что подумает при виде нее Бенедикт Норденгрен! Однако при этой мысли сердце девушки сладко дрогнуло, словно невестой была она, а не Натали.

Когда же участники церемонии прибыли в церковь и их пригласили в боковой неф для групповых фотографий, Флорин непроизвольно схватилась за грудь и затянутой в перчатку руке, отчего-то сделалось жарко. Флорин высмотрела его так же безошибочно, как дикая птица отыскивает себе пару среди бесчисленной стаи.

Бенедикт Норденгрен стоял к ней спиной, выделяясь в толпе мужчин пропорциональностью сложения и копною каштановых кудрей. Положив одну руку в карман брюк, бурно жестикулируя другой, он оживленно беседовал с приятелем. Вот он похлопал собеседника по плечу. И при виде этого движения у Флорин потеплело на душе точно от ласкового, щекочущего прикосновения.

Тут подоспел и Джулиан. Однако Флорин не удостоила его даже взглядом. Бенедикт Норденгрен повернулся к жениху, друзья обменялись рукопожатием. Затем Джулиан удалился, а Бен медленно обвел собравшихся взглядом.

Он высмотрел девушку так же уверенно, как и она его. Взгляд серых глаз остановился на ней и далее не двинулся. В груди у Флорин стеснилось, а затем на сердце сделалось до странности легко. Губы Бена приоткрылись, рука медленно, очень медленно, выскользнула из кармана. Он улыбнулся — и в душе Флорин словно взметнулся ослепительно яркий, искрометный фейерверк. О, эта улыбка! Потрясающая, неотразимая улыбка! Силы в ней нисколько не убавилось — сводит с ума, как и прежде!

Бен тотчас же направился к Флорин, решительно проталкиваясь сквозь толпу, извиняясь, ежели задевал даму. Подойдя, он картинно воздел руки.

— Боже, что за красавица!

Одной рукою вцепившись в корзинку, девушка протянула ему вторую. Бен ласково сжал хрупкую кисть ладонями, поднес к губам. Но, обнаружив перчатку, ограничился тем, что поцеловал запястье, чуть выше полоски белого шелка.

Когда Бен выпрямился, щеки девушки ничем не отличались по цвету от гиацинтов в корзинке.

— Благодарю вас, добрый сэр! А вы… — Флорин храбро окинула его взглядом. — Вы просто… ослепительны! — Томный голосок предательски сорвался.

— Боишься? — усмехнулся Бен, поглаживая затянутую в шелк руку. — Да ты вся дрожишь! — Жаркий взгляд словно оживлял ее к жизни, придавал новых сил.